Могила А.Х.Шильцова на хуторе Нижне-Аскаровском

Тройка рысаков резво неслась по зимней дороге. Зарывшись в мягкие тулупы, важные седоки мирно дремали. Но уже то, что за санями следовала сотня казаков, свидетельствовало отнюдь не о мирном характере этой поездки.

Непременный член Оренбургского присутствия надворный советник фиксен и товарищ прокурора Суров ехали в Спасское.

Ехали они расследовать, разъяснять и, как гласила резолюция губернатора, "вразумлять". Для "вразумления" им и придали казачью сотню.

Губернаторское распоряжение была начертано на необычном прошении - прошении, звучавшем ультиматумом...

Этим документом открывается дело Оренбургского присутствия, озаглавленное: "О беспорядках в селе Спасском, Спасской волости".

Письмо оренбургского губернатора от объединенного союза крестьян села Спасского и хутора Нижне-Аскаровского с первых строк излагает обстоятельства ареста А.Х. Шильцова.

"9 числа текущего (то-есть января Л.Б.) месяца старшина 1-й Усерганской волости Юнусов из членов нашего союза Александра Харитоновича Шильцова предписанием вызвал в волостное правление под видом какой-то надобности, куда Шильцов немедленно явился, где на Шильцова, как хищные звери, накинулась провинциальная полиция в лице полицейских урядников, сотских и десятских, будто посланных по распоряжению пристава 8-го стана Оренбургского уезда. Арестовав, Шильцова лишили свободы и в летнем одеянии, как политического преступника, в течение суток везли окольными путями к приставу 8-го стана, а последний будто бы препроводил одного неизвестно куда..."

Вызов под вымышленным предлогом... Ловушка в волостном правлении... Окольный путь... Все это лишний раз убеждает, что Крестьянский союз представлял организованную силу, способную на решительный отпор. Сила союза настолько страшила местные власти, что заставила их прибегнуть, во избежание прямых столкновений, к хитростям.

Союз действительно не был намерен терпеливо сносить преследования. В цитируемом письме к губернатору об аресте Шильцова говорится, что это деяние "крайне возмутительно и дает явный повод к мятежу всего местного населения крестьян, ибо такое поведение местных властей явно нарушает и уничтожает манифест 17 октября". Обращаясь с просьбой о немедленном освобождении Шильцова и привлечении к законной ответственности нарушителей "высочайшего манифеста", авторы письма С. Блиничкин и М. Абрамов от имени всех членов союза заявляют: если это требование не будет удовлетворено, "мы найдемся вынужденными в местными властями и полицией делать расправу сами по программе нашего союза"*47.

О непротивлении злу насилием, к которому призывал Толстой, речи нет уже здесь. Принимая близко к сердцу разоблачение писателем гнусностей жизни, на пути борьбы за свои права крестьяне придерживаются иных взглядов.

Под влиянием событий последних дней их решимость отстаивать свои интересы возросла еще более. Вспомнив призыв "просить и просить" в рукописной листовке, обнаруженной в деле N 61, вернемся к словам программы о стремлении "хранить тишину и согласие", и мы убедимся в такой перемене. Действия властей помогли раскрыть глаза тем, которые по прочтении царского манифеста предались чрезмерным иллюзиям.

Вот на это-то крестьянское письмо и наложил свою резолюцию губернатор: "вразумить". Вот для такого-то вразумления и отправились в путь непременный член в надворный советник Фиксен, прокурорский чин Суров, а с ними сотня казаков при офицере.

Их подстегивало донесение земского начальника Соколова, убеждавшее, что требование крестьян - не просто угроза, что они способны на решительные шаги. Это донесение было составлено еще до ареста Шильцова. Соколов трудился над ним в "неприсутственный день" - 1 января: дело не терпело отлагательства. В донесении описывалось, как приехали в Спасское агитаторы от Оренбургской группы социалистов-революционеров, как призывали они с "открытием весны... приступить к распашке владельческой земли", "прекратить с нового года арендные платежи землевладельцам", "не идти в батраки", как затем крестьяне организовали комитет союза в составе Семена и Дия Блиничкиных, Александра Шильцова, Михея Абрамова и снабдили их инструкциями. "Я нашел настроение умов настолько возбужденным, что считаю собирание сходов для каких-либо увещеваний с моей стороны бесполезным, - бил тревогу земский начальник. - Словам моим как "барина" и местного землевладельца крестьяне теперь не верят".

Арест Шильцова положение усложнил еще более.

... С появлением в селе казачьей сотни все население оказалось на улицах и стало стекаться к квартире, где остановились непрошеные гости. Требование было неустойчивым: казаков из села вон! Предоставить места для размещения сотни крестьяне отказались категорически, и потребовалось прибегнуть к силе. Не обошлось при этом без стычек, во время которых выдергивались колья из плетней и свистели нагайки. Водворение на постой было закончено только поздно вечером.

На следующий день начались допросы. Одного за другим вызывали в волостное правление крестьян. Увещеваниями и запугиванием докапывались Фиксен и его помощники до сути дела. Чтобы выявить зачинщиков, прибегли к порке. Но и она не ускорила следствие. Удалось заставить говорить лишь немногих. Это, однако, были те, которые и знали не многое.

Тем не менее, непременный член губернского присутствия продвинулся дальше подтверждения остроты положения. "При дальнейшем расследовании, - писал он в своем докладе, - мною установлено, что во главе движения стоят Александр Шильцов, Семен и Дий Блиничкины. Начало этому движению положено Шильцовым, который, получив от неизвестного человека в г. Оренбурге два номера газеты... с воззванием мятежного характера, в связи с прокламациями такого же свойства, привезенными Дезорцевым и Колчановым (теми самыми агитаторами из Оренбурга - Л.Б.), сумел... убедить крестьян в необходимости стать на защиту своих интересов, результатом чего, как я уже отметил выше, явилось образование 28 декабря 1905 года союза с преступными целями".

Таким образом мы достоверно узнаем о главенствующей роли А.Х. Шильцова в организации Крестьянского союза не только ну хуторе Нижне-Аскаровском, но и в Спасском, или, иначе говоря, в двух смежных уездах - Орском и Оренбургском.

Получаем подтверждение и того, что Шильцов и другие вожаки союза пошли дальше выработки программы и, пусть на короткое время, стали представителями крестьянской власти, избранной самим населением и им безоговорочно признанной. "С возникновением союза, - гласил доклад Фиксена, - местные власти (старшина, староста и даже уездная полиция) потеряли всякое значение власти в глазах населения".

Слова подкреплялись действиями.

Удалось ли Фиксену и иже с ним выполнить свою задачу "вразумления" крестьян?

По его докладу, удалось. Но с оговоркой: "В настоящее время до наступления весны необходимо принять самые решительные меры к подавлению возможности возникновения аграрного движения в Спасском и окрестных селах". Нужно ли говорить, что эта "оговорка" начисто зачеркивала утверждение губернаторского посла об успехе его миссии?

Погасить революционный дух крестьян не удалось никакими уговорами и угрозами.

Новую волну протеста вызвал арест Блиничкиными и Абрамова, которым вначале посчастливилось уйти от полиции. Крестьяне оказали сопротивление, пытаясь отбить своих товарищей, вырвать из рук посланцев власти. Исправник Бекчурин под свежим впечатлением только что выдержанной "баталии" и, видимо, не преминул сообщить об этом самому губернатору.

Несколько дней спустя сменивший Соколова на посту земского начальника некий Стрелковский отправил в Оренбург донесение прямо-таки панического характера: "Внутренняя жизнь волости остановилась". Не помогли даже предоставленные земству "особые права" - обращаться при всякой необходимости к оставленной в селе казачьей сотне.

Испытывая невзгоды, подвергаясь всевозможным притеснениям, крестьяне Спасского и Нижне-Аскаровского в массе своей оставались верным принятой ими программе, делу, за которое оказались в тюрьме вожаки союза.

А они, в свою очередь, находясь в камере Оренбургской тюрьмы, хранили верность провозглашенным идеалам. Впрочем, на многое крестьянские вожаки стали смотреть по-иному. Тюрьма стала для Шильцова и его товарищей школой политической закалки.

Не случайно впоследствии Шильцов писал в Ясную Поляну, что в тюрьме он "много понял, с какой подлостью из бедного народа эти все наши начальники пьют остаток крови". И никакой случайности в том, что Александр Харитонович, по его же словам, впоследствии "не мог ничего найти лучшим, как послать... свой листок, написанный в тюрьме".

"Листок, написанный в тюрьме... "Что в нем было? Чем дорог он крестьянину? Не выяснить это - значит оставить "белое пятно" в биографии интересного человека, в его переписке с великим русским писателем.